Девять писем об отце - Елена Сазыкина

Девять писем об отце

Елена Сазыкина

© Елена Сазыкина, 2016

© Дарья Михайловна Коршунова, иллюстрации, 2016

ISBN 978-5-4474-5706-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Я узнал одну тайну, именно: что душа – это лишь форма бытия, а не устойчивое состояние, что любая душа может стать твоей, если ты уловишь ее извивы и последуешь им.

Владимир Набоков

Но я надеюсь, что хоть ты

Меня допишешь аккуратно.

Исай Шейнис

Несколько лет назад, когда меня спрашивали «Кто такой Исай Шейнис?», я отвечала: «Бард, поэт, учитель. Непременно послушайте его песни».

Сегодня к этому ответу я бы добавила: «Это часть моей жизни и меня самой. Моя любовь и альтер эго».

Есть слова, что сдвигают орбиты судеб. У каждого они свои. Для меня строка из Шейниса «О жизни не петь нельзя» в свое время прозвучала так: нельзя не писать книгу. Книгу об учителе и поэте.

В поисках биографического материала я обратилась к тем, кто хорошо знал моего будущего героя. Но каждый из них хранил в своем сердце собственный, неповторимый образ: Исай – друг, Исай – студент, Исай – отец, Исай – учитель. Эти образы оказались разъединены не только временем, но и ракурсом воспоминаний, как грани призмы, которые отражают свет под разными углами, и оттого нельзя увидеть их блеск одновременно. Предстояло соединить их так, чтобы за мерцанием многочисленных граней угадывался сам бриллиант.

Любителям пазлов должно быть знакомо то досадное чувство, когда отсутствие нескольких фрагментов не позволяет собрать воедино все части картины. Когда ты сидишь и разочарованно смотришь на несвязанные осколки (крыльцо от дома, ствол дерева, какой-то прямоугольный предмет, обрывок белого облака, желтый сегмент солнца и загадочный темно-синий штрих). И вдруг понимаешь, что можешь восстановить утерянные звенья и дорисовать картину. И не просто дорисовать, а живо представить, что вот на это самое крыльцо сейчас выйдет человек, может быть, даже твой давний знакомый, что прямоугольник – это часть космической ракеты, готовой к запуску. На дереве растут диковинные фрукты, а загадочный штрих – это крыло волшебной синей птицы, посылающей удачу созданному тобой миру.

В мучительном поиске недостающих фрагментов я следовала «извивам» чужой души, пока не почувствовала, что эта душа становится «моей». В тот же миг досадные пробелы начали заполняться удивительными, зримыми, живыми образами. Порой мне казалось, что я смотрю фильм, в котором мой герой вновь родился, вырос, познал радость и муку любви и творчества, нашел свое призвание, обрел Бога и вновь посвятил себя детям, любви и искусству. Более того, он, как давний и близкий друг, стал появляться в моей собственной жизни, помогая мне увидеть и постичь эту жизнь во всей ее полноте, со всеми ее смыслами, вымыслами и замыслами.

Почти все персонажи книги – реальные люди, за исключением, разве что, двух-трех образов, чьих следов не осталось на сохраненных капризной Историей фрагментах паззла, но которые в действительности могли бы существовать и даже, я почти уверена, существовали.

Владимир Набоков однажды признался: «Литература – это выдумка… Назвать рассказ правдивым значит оскорбить и искусство, и правду». Мне стоило немалого труда балансировать между «искусством» и «правдой», вымыслом и историей. Насколько удалось этот баланс соблюсти – судить читателю. Выражаю надежду, что герои, смело сохранившие имена своих прототипов, покажутся добрыми знакомыми как самим прототипам, так и тем, кто их знает и любит.

Благодарность

Всем, кто помогал собирать материалы об Исае Шейнисе, его жизни и творчестве: Владимир Соловьев, Николай Тесленко, Галина Гавриловская, Олег Улитин, Арнольд Стуканов, Эдуард Малиенко, Алла Рябченко, Геннадий Пономарев, Виктор Исаев, Надежда Валевская (Ушакова).

Тем, кто поделился своими воспоминаниями на сайте [битая ссылка] www.sheynis.ru, и создателям этого сайта.

Сыну Исая – Александру Шейнису – за его неоценимую помощь в предоставлении материалов, за поддержку, энтузиазм и веру в то, что эта книга в конце концов выйдет в свет.

Моему мужу – Виктору Кибанову – за помощь и терпение, а главное – за его трепетное отношение к творчеству Исая и за то, что, вдохнув новую жизнь в его песни, Виктор помог оживить образ их гениального создателя.

Великому ученому Стивену Хокингу – за теорию «наблюдателя»:

«Прошлое, как и будущее, неопределенно и существует в виде спектра возможностей. Одно из следствий теории квантовой механики заключается в том, что события, произошедшие в прошлом, не происходили каким-то определенным образом, а вместо этого произошли всеми возможными способами. Это связано с вероятностным характером вещества и энергии: до тех пор, пока не найдется сторонний наблюдатель, все будет парить в неопределенности».

Пролог

Все придумано старой гитарой.

И. Шейнис

Тук, тук. Бум… Тук, тук. Бум… Каждый третий удар – громче первых двух, и за ним следует пауза. Все это случилось во сне – ему приснилась новая песня. Сначала родился ритм, потом мелодия оплела его, как стебель вьющегося растения, и сразу же, подобно листьям и цветам, распустились слова. Песня была не похожа ни на что сочиненное или слышанное им ранее, и он замер, боясь упустить хотя бы звук.

Человек проснулся от сильной боли в груди. «Тук, тук. Бум… Тук, тук. Бум…» – чеканило сердце. Кажется, это была какая-то разновидность сердечной аритмии, которую врачи назвали «тригеминия». Все бы ничего, но эта боль… Она мешала вспомнить услышанную во сне песню. Превозмогая боль, а может, пытаясь от нее избавиться, человек поднялся с кровати и, прижимая руку к груди, вгляделся в серую полутьму. Вокруг угадывалась привычная обстановка маленькой комнаты: у стены – кровать, напротив – письменный стол и темное окно. По всей видимости, до позднего рассвета было еще далеко.

Человек подошел к контуру письменного стола и нащупал выключатель. После темноты тусклый свет настольной лампы показался ему яркой вспышкой. Он высветил несколько отдельных листов, в беспорядке разбросанных по столу. Человек собрал листы и бегло их проглядел. Они были исписаны стихами с многочисленными исправлениями. Человек поморщился то ли от боли, то ли от недовольства. «Все не то», – прошептал он и отправил листы в корзину для бумаг. Взгляд его упал на стоявшую в углу гитару.

Было необходимо во что бы то ни стало записать приснившуюся песню. Но сперва – избавиться от боли. Он достал из ящика маленький флакончик и положил под язык таблетку. После этого взял гитару, выключил свет и отправился на кухню. Принялся наигрывать мелодию. Партию ударных исполняло его собственное сердце, чей стук был аритмичным для уха врача, но не для уха музыканта. Сердце воспроизводило размер 6/8 – как раз тот, что звучал в его сне. Человек играл и играл, и с каждым куплетом мелодия выходила все более чисто, пальцы уже легко вставали на нужные лады, и вот, наконец, он улыбнулся, довольный результатом.

Отложив инструмент, он вышел из кухни, но тотчас же вернулся с парой чистых листов. Теперь он записывал слова новой песни, по ходу оттачивая рифмы. Над готовыми строчками, словно точки над «i», он расставил гитарные аккорды. Закончив, он чуть отстранил от себя лист бумаги и окинул взглядом свое сочинение:

Лети, душа моя, лети!Свободная от оболочки,Лети! Я не сумел пройтиНаш путь до самой дальней точки.

Я рад, что грянул праздник твой,Когда в саду пьяно от вишен.Но в грустный день сороковойНе торопись подняться выше.

Увидишь, тучу переждя,Как полетит с ограды птица,И с каплей светлого дождяСлеза твоя ко мне скатится.

1. «Где солнце гуляет по кругу…»

Земной путь человека начинается с яркой вспышки. Именно так воспринимает начало жизни младенец, выходя из утробы матери на свет Божий.

Исай эту первую вспышку не запомнил. Скорее всего, он не придал ей значения. Дети вообще склонны воспринимать жизнь как данность, так чего уж ждать от младенцев?

Да и как, скажите на милость, можно зафиксировать собственное начало, когда сама Вселенная не оставила нам свидетельств своего зарождения, отдав на откуп ученым и богословам неразрешимый вопрос, откуда произошел весь этот сложный и необъятный мир.

Однако Исай запомнил другую вспышку – с нее, собственно, и начался отсчет, хотя предвещать она могла лишь преждевременный конец. Но тогда, будучи четырех лет от роду, Исай об этом не знал.

Дело происходило в конце осени или в начале зимы, потому что было очень холодно. И темно. И тихо. Единственными окружавшими его звуками был шорох неугомонных мышей, ухитрявшихся отыскивать себе пропитание там, где людям уже давно нечего было есть. А еще – шепот матери, но он звучал значительно реже, чем ее же протяжное глухое – «Ч-ш-ш». Она произносила его, прикладывая палец к губам, всякий раз, как Исай начинал шуметь или плакать в гулкой темноте погреба, в коем они безвылазно обитали уже целый месяц.